В продолжение "Выход из Египта, в который раз". “Блаженны осознающие свою потребность в Боге” Признавать свою потребность это одно. Осознавать – нечто большее. Это – понять причину потребности. Приятно иметь другом деда Мороза, или доброго Волшебника? Любой ребенок ответит однозначно. И это хорошо и нормально. Но идет время и нужда в Волшебниках исчезает сама. Ребенок понимает, что лучший Волшебник – это папа. Сказка постепенно заканчивается вместе с детством. У меня исчезла нужда в боге. В том, кто контролирует каждый волос на моей голове. В том, кто строит для меня дивный новый мир на небесах. Кого искали и находили сотни людей до меня, и на основе их свидетельств составили книгу книг. Знает ли магнитная стрелка, почему она магнитится? Вероятно нет. Более того, даже я в свои 43 и физическим образованием этого не понимаю. У меня на рабочем столе лежат два компаса. И я по своей экспериментальной привычке решил проверить совпадают ли их направления. Оказалось нет. Поперемещав их по столу, я заметил, что на компасы влияет магнит, находящийся в аудиоколонке, а также маленький кубик неодимового магнита из игрушки. И лишь избавив эти компасы от окружающих магнитов, я смог поймать стрелками истинное направление на север. Что вызывает нужду в боге? Что-то во мне перестроилось, что-то произошло. Раньше тянуло, сейчас нет. Если под словом бог понимать чудесную историю воскрешения человека, набор высокоморальных ценностей, текст с множеством подтекстов и тройных смыслов, общину, церковную жизнь, набирается довольно богатый многослойный сэндвич или целый город с множеством улиц, проспектов и переулков. За 20 лет я изучил его вдоль и поперек. Узнал все, что можно узнать и уже привык к тому, что далее будут только компиляции и повторения. Я понимаю, что христианское мировоззрение построило серьезную дисциплинарную, доктринальную, моральную систему барьеров и логических непроходимостей, чтоб попавший в этот христианско-структурированный мир не мог выйти из него без опасности потерять что-то очень важное и ценное, такое как спасение, самоуважение, репутацию, отношения. Я много раз натыкался на эти запреты и с благоговейным страхом отступал, и шел в более безопасные места. С годами я стал догадываться, что система запретов слегка надуманна и облегчает способ контроля за умами членов общины. Глубоко исследовав личность Христа, я понял, что запреты вещь условная для любящих бога, имея в виду, что каждая публичная история с Христом связана с нарушения им тех или иных запретов. И в целом нет ничего страшного в их осознанном нарушении. Так началось мое исследование вне- или постхристианского мира. И к какому выводу я пришел? Я понял, что процесс того, как завтрашний день становится сегодняшним можно почувствовать, только находясь в особом состоянии настроенности на реальность. И это состояние не терпит никакой цензуры или авторитетного мнения. Никакой бегущей строки «это противоречит практикам нашей церкви» или «а апостол Павел считал по-другому». А именно это делает меня живым и свободным. Почему-то так сложилось что мое желание очень тихое и слабое, как магнитное поле земли. И слишком много рядом учений и людей, чьи желания как сильные магниты заглушают меня самого, и я живу без себя. Все хорошо – и Бог есть, и церкви, и библия с истиной, но меня–то нет… А зачем это все и для кого если меня нет? Только наедине я могу обнаружить свое желание. Не желание Бога, не желание пастора или наставника. Не желание рядом находящегося «громкого» друга. Не желание моих родителей, которые по-прежнему хотят чего-то «выстроить» в моей жизни. Только обнаружив свое желание, я могу сверить его со всем остальным хором звучащих желаний и понять что и как. Чье желание и чью волю мне учитывать и почему, а на что можно наплевать с высокой башни. Возможно, я и захочу поверить в Бога, который «как тихий ветерок» и который «льна курящегося не потушит». Но я ведь понимаю, что это всего лишь слова. Если такой Бог и существует, то он вне каких бы то ни было конфессий и систем. А может этот Бог, который тише всех голосов и потому наиважнейший, потому что он изначально жил во мне и которого я лишь теперь открыл в себе? И которого невозможно никак определить иначе потому что имя ему Тишина…
